ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ В ЕВРЕЙСКОМ ГЕТТО. ВМВ. Часть 1

https://bit.ly/3nnTZfQ — каталог еврейских захоронений и мемориалов.

Подпишитесь на нас в социальных сетях:
Facebook — https://bit.ly/2IMRvIy
Одноклассники — https://bit.ly/2IJnR79

Конфискации, контрибуции, штрафы

Феномен выживания узников гетто невозможно понять и оценить вне контекста политики систематического ограбления нацистами и их пособниками еврейского населения. Следствием этого стали не только моральные и физические, но и материальные лишения всех без исключения жертв Холокоста. Проблему поиска элементарных путей к выживанию узникам гетто приходилось решать в условиях тотального лишения всех средств к существованию.

В отличие от других стран, оккупированных нацистами, на советской территории уже не было евреев — крупных собственников, предпринимателей, банкиров, владельцев “доходных” домов. За исключением зданий синагог, переданных в управление религиозным организациям, в стране не существовало общинной собственности.

В частной собственности евреев, как и других советских граждан, в местечках, небольших и даже крупных городах находились их жилые дома, приусадебные участки, домашний скот. В каждой квартире имелись мебель, одежда, иногда — музыкальные инструменты. Многие семьи владели сравнительно недорогими, но многочисленными изделиями из золота и серебра: обручальными кольцами, часами, серьгами, женскими украшениями, предметами религиозного быта.

Нередко в семьях хранились и фамильные ценности. Многие жители городов носили золотые коронки. У некоторых представителей интеллигенции (адвокатов, врачей, профессуры), а также работников торговли к моменту оккупации оказались немалые сбережения в советских рублях. С дореволюционных времен ценились, а потому бережно сохранялись золотые червонцы и пятерки. На территориях, присоединенных в 1939 г., сотни людей имели небольшие сбережения в иностранной валюте, полученной от родственников из других стран.

Нацистское руководство разработало довольно стройную и последовательную систему мер по изъятию еврейской собственности. Оно преследовало различные цели: идеологические (квартиры евреев и часть награбленного бесплатно передавались “пострадавшим от иудо-большевиков” пособникам оккупантов и особо нуждающимся); экономические (часть денежных средств непосредственно шла на финансирование органов оккупационного режима или поступала впоследствии после продажи недвижимости и имущества евреев местному населению; ценные вещи, изделия из драгоценных металлов и валюта отправлялись в Германию) и, наконец, военные цели (меховые мужские и кожаные изделия, рукавицы, обувь частично передавались вермахту).

Разграбление еврейского имущества проводилось уже в первые дни оккупации как армейскими подразделениями, так и местной полицией и отдельными мародерами. В первую очередь пострадало недвижимое имущество евреев, которым удалось эвакуироваться. Оставшиеся подвергались систематическому грабежу. Повсеместно изымались ценные вещи и предметы быта. Наконец, до создания или без участия юденратов решалась судьба еврейского имущества, оставленного при переселении в гетто. Солдаты и офицеры вермахта систематически грабили евреев по своей инициативе. И не только в первые дни оккупации. Создание гетто лишь облегчало им решение этой задачи.

Приказы о регистрации и конфискации еврейского имущества в зоне гражданской администрации издавались местными оккупационными властями. Евреи обязывались подать сведения о своем имуществе ценой более 50 рейхсмарок. Уже в середине октября 1941 г. оккупационные власти объявили, что все имущество евреев, включая их земельные участки, “является государственной собственностью”.

Не только нацисты и их союзники, но также часть местного населения беззастенчиво грабили еврейское имущество уже с первых дней войны. Обычно такие стихийные грабежи продолжались недолго, так как противоречили стратегическим экономическим интересам оккупантов. Они вновь возникали во время или сразу же после проведения акций по уничтожению еврейского населения. Судя по воспоминаниям уцелевших, такие действия имели место во многих населенных пунктах. Обычно их удавалось пресечь только угрозой строгого наказания и показательных экзекуций над провинившимися.

Помимо отдельных мародеров, в конфискации еврейского имущества самым активным образом участвовала местная полиция. Другой формой конфискации еврейской собственности было изъятие денег и ценных вещей, а также одежды у расстрелянных евреев. Для этого были разработаны детальные процедуры (приказ о “переселении” предписывал взять ценные вещи и деньги; людей обыскивали; расстрелу предшествовало полное раздевание обреченных; их одежда проверялась).

Значительную материальную ценность в период оккупации представляли квартиры и частные дома, принадлежавшие евреям. Лучшие из них занимали представители оккупационных и местных властей. Часть предоставлялась лицам, пострадавшим от советской власти. В декабре 1941 г. 1700 семей жителей Харькова получили квартиры евреев.

Широко была распространена реквизиция еврейского имущества для военных нужд и на территории Транснистрии. Сохранились описание и оценка этого имущества, причем забирались даже детская мебель, утюги, скатерти, стулья, столы, парикмахерские машинки, простыни, подушки, наволочки.

Оккупационные власти стремились учесть все имущество эвакуировавшихся и переселенных в гетто евреев, оставленное ими на хранение друзьям и соседям, а также попавшее в пользование местных жителей иным способом. В октябре 1941 г. комиссар Минского округа издал распоряжение о регистрации властями любого еврейского имущества, оказавшегося у других жителей. Его предлагалось зарегистрировать и тем, кто “распоряжается или может распоряжаться” таким имуществом не только “законным образом”, но и “фактически”. Такие заявления необходимо было сделать на имя районных бургомистров. В конце ноября городской голова Киева под угрозой сурового наказания призвал киевлян представить к 16 декабря 1941 г. списки оказавшегося в их собственности еврейского и иного бесхозного имущества, включая мебель, одежду и даже книги. Целью этих мер была частичная конфискация с продажей населению большей части этих вещей для пополнения местного бюджета.

В июне 1942 г. рейхскомиссар Кох подписал инструкцию о распределении на территории рейхскомиссариата “Украина” между вольнонаемными немцами трофейного имущества, включая туда, в первую очередь, имущество евреев, оставшееся после их эвакуации. Местные власти принимали самое активное участие в конфискации и распределении еврейского имущества. Именно на их склады поступали одежда и обувь расстрелянных евреев, которые впоследствии распределялись среди местных жителей.

Оккупанты рассматривали еврейское имущество как “государственную собственность” рейха. Гражданская администрация была обязана составить подробный перечень домов, хозяйственных построек и инвентаря, приусадебных участков, мебели, предметов домашнего обихода, одежды с указанием количества и состояния этого имущества.

Коллективные контрибуции налагались на еврейское население военным командованием уже в первые дни оккупации. Они преследовали две цели: лишить евреев экономической основы их существования и пополнить местный бюджет. Иногда для этого придумывался формальный предлог (чаще всего — “грабеж” евреями или советской властью местного населения). На еврейскую общину нередко возлагалась оплата расходов, связанных с переселением в гетто. Именно под этим предлогом евреи Минска должны были внести 30 тысяч червонцев. Оккупанты даже давали обещание, что этот “принудительный заем” будет позднее возвращен “с процентами”.

Вместо этого в сентябре 1941 г. евреев Минска обязали сдать 11 кг золота и 1 миллион рублей. Эта мера обеспечила функционирование экономики города. В сообщении полиции безопасности и СД о положении в Минске отмечалось, что “финансирование в настоящее время осуществляется путем принудительных займов у евреев”.

Еще одним способом изъятия золотых изделий стало вырывание коронок при сокрытии следов массовых убийств. Накануне расстрелов у узников тюрем нередко вырывали золотые коронки. В некоторых регионах сначала конфисковывали вещи, а затем — деньги.

Контрибуции на территории России также проводились регулярно, с момента создания гетто. Имущество и ценности, изъятые здесь нацистами и их пособниками, были весьма внушительными.

Значительная часть еврейского имущества оказалась разграбленной. На представителей гражданской администрации было возложено поручение доставлять самое ценное имущество и драгоценности в Берлин через кредитные кассы рейха. Тем не менее многие изъятые ценности не попадали в Германию, а расхищались или использовались местными оккупационными органами. Даже официально зарегистрированные ценности и деньги, конфискованные у евреев в 1941–1942 гг., руководители полиции безопасности и СД передавали гражданской администрации лишь под нажимом из Берлина и после долгих переговоров. Нередко руководители местных управ и полиции присваивали себе наиболее ценные вещи. Не оставались в стороне и высшие чины СС и полиции безопасности многих регионов. Начальник комендатуры ЗИПО и СД в Станиславе (дистрикт “Галиция”) хранил в своем офисе неучтенную валюту (включая 6000 долларов США), а также драгоценности и золотые изделия на сумму не менее нескольких сот тысяч рейхсмарок. За попытку личного обогащения был отстранен от должности, а впоследствии казнен первый немецкий губернатор дистрикта “Галиция”.

К февралю 1942 г. в Берлин поступило еще 35–40 тонн серебра, конфискованного у советских евреев. Полный учет был невозможен, ибо малоценные вещи и одежда передавались для распределения местным властям, которые должны были в первую очередь обеспечивать этнических немцев и членов их семей. Но была и еще одна важная причина столь неполной фиксации сведений о конфискованной еврейской собственности. По мнению ряда исследователей, значительная часть конфискованных денег и ценностей попадала в личную собственность членов айнзатцгрупп и особенно местной полиции. Часть этих средств шла на зарплату, некоторые вещи (например, часы) передавались армейским офицерам и сотрудникам СС и полиции безопасности.

Одна из самых больших контрибуций была взыскана с узников минского гетто. В кассу генерального комиссара округа “Белоруссия” к октябрю 1943 г. было переведено свыше полумиллиона рейхсмарок.

Конфискационная политика румынских властей несколько отличалась от немецкой (особенно в провинции “Буковина”). Только в 1942 г. частные фирмы были изъяты у евреев и переданы румынам. Лишь в 1943 г. было принято решение о национализации всего движимого и недвижимого еврейского имущества. В этих темпах и масштабах проявилось существенное отличие конфискационной политики румынских и немецких оккупационных властей. Евреям в Буковине в первые годы оккупации были предоставлены несравненно большие шансы для выживания.

Примария Черновиц получала немалый доход от сдачи в аренду сотен домовладений евреев. В 1942 г. приказом министра обороны Румынии предписывалось сохранять еврейское имущество и передавать его “заслуженным румынским солдатам и офицерам”. Имущество (прежде всего мебель, включая стулья и детские кровати), конфискованное у евреев в гетто на территории Транснистрии, лишь в некоторых случаях было тщательно описано и оценено.

Еврейская собственность была важным источником финансирования деятельности германской, румынской и местной администрации на оккупированной территории СССР. Она шла на пополнение местного бюджета, служила одним из основных источников легального “материального поощрения” местных коллаборационистов, способствовала разрешению жилищного и продовольственного вопросов. Размеры конфискованного и награбленного еврейского имущества крайне сложно выразить в точных цифрах. Вместе с утраченной недвижимостью они составили многие сотни миллионов, а возможно, и несколько миллиардов рейхсмарок. Изъятие под угрозой уничтожения таких значительных сумм, наряду с другими экономическими и социальными факторами, обрекало узников на неизбежную гибель.

Жилье, топливо, питание

Условия проживания узников в большинстве гетто были ужасны. Везде катастрофически не хватало помещений. Средняя норма площади на одного узника была поистине тюремной: 2–4 кв. метра на человека. В комнатах устанавливались двух- и трехэтажные нары; ночью выносились столы и стулья, люди спали по очереди. Во львовском гетто люди спали на голом полу, в коридорах, на балконах, на улице. Нередко их размещали в полуразрушенных строениях или под открытым небом. В нечеловеческих условиях оказались евреи Витебска. На правом берегу Двины практически все здания были разрушены в ходе боев за город. Люди сооружали себе некое подобие шалашей. По свидетельству очевидца, “здесь было очень мало подвалов, жить приходилось под навесом, в конурах из кирпичей и жести и горелых кроватей”.

В гетто не работали водопровод, канализация, колодцы, телефоны, было отключено электричество. Во многих семьях не хватало столов, шкафов, стульев. В гетто Смоленска практически не было мебели: ели и спали на полу.

Холодной зимой 1941/42 г. одной из главных проблем было топливо. Люди разбирали внутренние заборы и хозяйственные постройки, топили книгами.

Едва ли не главной проблемой физического выживания узников гетто был продовольственный вопрос. Зимой 1941/42 г. во всех зонах оккупации евреи получали половинные нормы (по сравнению с другими местными жителями), и то лишь на ограниченное число продуктов (в основном хлеб).

На территории Украины в целом и в рейхскомиссариате “Украина”, в частности, нормы снабжения хлебом заметно колебались: от 100 до 400 граммов хлеба в день для работающих узников. В генеральном округе “Белоруссия” в августе 1941 г. еврейское население получало 125 граммов хлеба в день, а также 100 граммов муки и 75 граммов крупы в неделю. Но так было не везде: например, в гетто Борисова паек в размере 150 граммов хлеба в день получали только работающие.

Евреям запрещали выход на базар (или ограничивали его неудобным временем) и контакты с местным населением. Эти ограничения совпали с переходом к распределению продуктов питания по карточкам (в зависимости от возраста и трудоспособности населения), а также взиманием первых контрибуций. С этого времени обеспечение узников гетто продовольствием становится трудно разрешимой задачей. Из рациона питания евреев исключаются мясо и жиры. Становятся невозможными индивидуальные покупки в нееврейских магазинах и на рынках; запрещен обмен или покупка продуктов питания у остального населения.

Местные власти, испытывая недостаток продуктовых запасов, именно еврейское население ограничивали даже в отведенных ему нормах снабжения хлебом. Евреям не выдавали или постоянно урезали те виды продовольствия (мука, крупы, соль, картофель), которые получали остальные жители.

Проблемы снабжения евреев продовольствием на оккупированной территории России были еще острее. Хлебный паек колебался от 100 до 200 граммов. В некоторых городах и местечках узники вообще не получали никакого продовольствия. Так, евреи Калуги “в половинном размере” должны были получить по карточкам по полкилограмма соленых огурцов и помидоров, а также соли. Но и это им выдано не было. Власти решительно пресекали попытки получения продовольствия от местных жителей. В Смоленске местная полиция прогоняла крестьян, привозивших продукты. Многие узники буквально пухли от голода. В гетто была сильная нехватка воды. Результатом голода и антисанитарных условий была высокая смертность узников. В Смоленске от голода и тифа (“в результате того, что население питалось помоями и различными отбросами”) весной 1942 г. умерли не менее 200 человек.

Узники были не только голодны, но и практически раздеты, так как одежду и обувь они меняли на продукты. В этих условиях (помимо поддержки родственников и знакомых) ключевой становится роль юденратов. Только у еврейских советов было право покупать и получать” продовольствие по официальным каналам. В частности, исходя из количества зарегистрированных узников (с учетом их трудоспособности) местные власти обеспечивали юденраты мукой для выпечки хлеба. Поскольку нормы ежедневного снабжения мукой постоянно не соблюдались, количество и качество хлеба также снижались.

Юденратам приходилось снабжать продуктами питания больных и неимущих, что требовало дополнительных затрат. Для этого использовалась часть средств, оставленных после сбора контрибуций, а также (в тех гетто, где было налажено производство и торговля) от сбора налогов и продажи продуктов питания.

Еще одним источником решения “продовольственной” проблемы была деятельность контрабандистов (прежде всего — в крупных гетто). Такая деятельность была очень опасна, поскольку власти запрещали любые экономические отношения с евреями. Расширение рынка продовольствия объективно способствовало выживанию большинства узников. В львовском гетто уже к январю 1942 г. было создано 49 мест снабжения продовольствием. Но этого было недостаточно. Особенно тяжелые условия были в еврейских детских домах.

Энергичные меры ряда руководителей юденратов помогали узникам выжить. Огромное значение имела организация юденратами социальной помощи. Во многих гетто были организованы бесплатные или очень дешевые столовые для малоимущих. В Белостоке они возникли по частной инициативе, но потом стали финансироваться юденратом и обслуживали до 10000 человек. Юденрат Бреста содержал детский дом, детский сад, дом престарелых, ночлежный дом, общественную кухню. Все эти учреждения бесплатно снабжались хлебом и некоторыми другими продуктами. Благотворительная деятельность юденрата помогала решить проблему питания 23% всех узников гетто Бреста.

Был и еще один источник помощи — из-за рубежа. Однако пользоваться им можно было лишь в ограниченных размерах в Галиции (до вступления США в войну) и в румынской зоне оккупации. Во Львове, независимо от организации юденрата, была создана так называемая “Еврейская социальная помощь”. Через нее иностранные евреи, прежде всего американские и швейцарские, отправляли через Лиссабон (Португалия) транспорты продовольствия и медикаментов для помощи евреям генерал-губернаторства. Подавляющее большинство посылок немцы забирали себе.

Система социальной помощи при поддержке еврейской общины Румынии активно действовала в гетто Транснистрии и Буковины, особенно после Сталинградской битвы. Это было главной особенностью румынской зоны оккупации. С 1942 г. депортированным узникам гетто приходила финансовая и продовольственная помощь от еврейского совета Румынии. Был разрешен сбор одежды и питания для направленных в рабочие лагеря.

Оригинал взят у:

Алексей С. Железнов — http://grimnir74.livejournal.com/5311034.html

И. Альтман — http://jhistory.nfurman.com/shoa/hfond_113.htm

#mitzvatemet #JewishGenealogy